Когда Дэйв Мэйсон покинул тюрьму в октябре 2005 года после 14-летнего заключения, у него были все шансы скоро умереть.

Мужчина с давней героиновой зависимостью, Мэйсон переступил один из смертельных порогов для отсидевших наркоманов, вернувшихся на улицу: первые две недели после освобождения, когда часто ошибаются, принимая дозу, с которой их организм больше не может справиться.

Стоя у исправительного центра Нью-Хейвен, перебирая свои немногочисленные пожитки в коричневом бумажном мешке, Мейсон казался безнадёжно близок к этому пути. За ним никто не приехал. У него не было денег, связи с семьёй и ему негде было жить.

Но вместо того, чтобы попрошайничать на дозу, он пошёл в метадоновую клинику, решив остаться чистым.

Метадон не был чем-то новым для Мэйсона, которому 43 года. Он принимал его прежде чем попал в тюрьму за подделку чеков. Но метадон почти всегда запрещён в тюрьме, что увеличивает вероятность рецидива. Из 5100 тюрем и изоляторов по всей стране только менее 30 предлагают опиоидным наркоманам самый проверенный способ лечения: приём метадона или бупренорфина.

Мэйсону, тем не менее, позволили принимать его дневную дозу в рамках пробной программы, которая помогла ему прожить дольше всего без героина с юных лет.

«Это мой ключ к успеху, – говорит он. – Он сделал то что надо. Я остался чистым».

Уже больше года телесериал канала «Пи Би Эс» «Линия фронта» и «Нью-Йорк Таймс» следят за судьбой бывших заключённых из Коннектикута, включая Мэйсона, которые пытаются начать жизнь сначала. Хотя сериал посвящён системе криминальной юстиции, он неизбежно затрагивает тему наркомании. Три из четырёх заключённых в Коннектикуте имеют проблемы с алкоголем или наркотиками, и число принимающих опиоиды резко возросло.

Этим десяти постоянно не везло, успеха не особо много. Мэйсон встречался со своей подружкой, Дэни Хергет, которая в то время тоже употребляла героин, спал на улице, попрошайничал и принимал разные наркотики, которые можно достать на углу. Дважды его принудительно лечили, и однажды его отправили в тюрьму. В конце концов он снова встретил Хергет, которой 21 год.

Но несмотря на саморазрушающие тенденции он говорит, что отказался от героина и наконец стал в состоянии умерить употребление других наркотиков.

Несмотря на небольшой охват, программа лечения метадоном является одним их многочисленных изменений, которые Коннектикут провёл чтобы помочь заключённым вернуться в общество. Но для большинства тюрем и изоляторов такие программы исключены. В основном система криминальной юстиции применяет карательный подход к наркозависимости. Многие сотрудники исправительных учреждений ошибочно считают, что лечение метадоном, который сам по себе опиоид, даёт заключённым возможность побалдеть и просто сменить одну зависимость на другую. А множество официальных лиц говорит, что у них нет ни денег, ни разрешения на предоставление препарата.

«Самый лучший способ не пристраститься к наркотикам это никогда их не употреблять», – говорит Джеймс Каммингс, шериф округа Барнстэйбл в Массачусетсе, который не одобряет применение метадона в тюрьме несмотря на резкий рост в ней числа наркоманов и передозировок.

Но заместительная терапия, типа метадоновой, если её проводить непрерывно, доказала, что при её применении снижается число арестов, а число устроившихся на работу увеличивается, и для многих наркоманов она является единственным работающим средством. В июле комиссия Белого дома по опиоидной наркомании призвала к расширению доступности заключённых к такому лечению.

Доктор Кэйтлин Маурер, директор лечебного центра при управлении исправительными учреждениями Коннектикута, говорит, что необходимо лечить опиоидную зависимость в тюрьмах и изоляторах так же, как и хронические заболевания, включая предоставление препаратов.

«Мы не забираем у людей инсулин или ингаляторы, – говорит она. – Почему мы должны отнимать метадон?».

В тюрьме Нью-Хейвена 35 заключённых ежедневно в половине первого дня выстраиваются в очередь, чтобы выпить из пластикового стаканчика зелёную горькую жидкость, запив её сладким апельсиновым напитком. Охрана светит фонариком им в рты прежде чем отпустить, чтобы убедиться, что там ничего не спрятано.

Эта доза метадона, рассчитанная для каждого индивидуально, чтобы ограничить пристрастие без опьянения, помогла заключённым обойтись без ломки – болезненного процесса, который включает в себя понос, бессонницу, сильные судороги и галлюцинации. Но важнее всего то, что рецидив происходит реже.

«Метадон» и «Сабоксон», комбинация бупренорфина и налоксона, работают по принципу снижения пристрастия и предупреждения симптомов ломки. Из-за того, что они активируют опиоидные рецепторы в мозгу, оба лекарства могут привести к опьянению при приёме в больших дозах. «Сабоксон» уже во всю нелегально проникает в камеры, как с целью побалдеть, так и избежать ломки.

Хотя люди и не умирают от отказа от опиоидов, без надлежащего лечения они могут умереть от побочных эффектов, например, от обезвоживания. Несколько смертей по подобным причинам, а также десятки смертей от передозировки, произошли в тюрьмах в прошлые годы.

Исследований для оценки результатов лечения метадоном в тюрьмах было проведено мало. Но исследование 2011 года в «Райкерс Айленд», где начали одну из первых тюремных метадоновых программ в 1987 году, обнаружило, что участники программы реже совершали новые преступления и чаще продолжали лечение. А австралийское исследование 2014 года обнаружило снижение числа смертей бывших заключённых после освобождения.

В Нью-Хейвене Мэйсон, который начал колоться героином в 17 лет, стал, по словам официальных лиц неожиданным успехом, учитывая срок и тяжесть его зависимости.

Высокий и худой, без передних зубов, хромой, Мэйсон избегает деталей при ответах на вопросы о его жизни и часто противоречит сам себе. Он постоянно не имеет жилья и стал экспертом по выживанию на улице, года существуя на подачки и воруя. Он знает куда пойти за бесплатной едой и где на улице купить бензодиазепин чтобы избавиться от тревоги. Он хорошо помнит график дежурства отдельных полицейских, которые готовы арестовать его за малейшее нарушение.

Он был в тюрьме больше раз, чем помнит – в том числе за кражу кредитных карт, воровство в магазинах и многочисленные нарушения условий досрочного освобождения. Но он говорит, что возможность продолжить применение метадона в тюрьме помогло ему осознать, что пришла пора попытаться что-то изменить.

«Каждый должен дойти до поворотного момента, когда невозможно представить жизнь с наркотиками и без них, – говорит он. – Ты у этой развилки. Ты знаешь, что больше не можешь употреблять, но ты не знаешь, как не употреблять».

Тюрьмам Коннектикута вообще не разрешалось выдавать метадон в 2013 году, когда доктор Маурер, директор тюремных больниц, увидела отчёт о том, что число смертей из-за передозировки в штате увеличилось более чем два раза в течение прошлых шести лет. Сорок процентов жертв были судимы.

Доктор Маурер провела месяцы пытаясь убедить законодателей штата изменить закон. Затем ей надо было убедить директора тюрьмы.

Как и многие руководители исправительных учреждений, Хосе Фелисиано, директор тюрьмы Нью-Хейвена, был настроен скептически: «Я думал: «Ещё одна замена героину».

Но даже его лично коснулась эта проблема: двое из его родственников были героиновыми наркоманами, которые умерли от СПИДа. А один из его троих детей избавляется от зависимости.

«Сказать, что это на меня не повлияло, было бы ложью, – говорит он. – Пока это не коснётся близких тебе людей, ты не понимаешь. Это невероятно быстро овладевает человеком».

Сначала Фелисиано противился новому методу, при котором раздача метадона определённо имела бы успех. «Но чем больше я говорил с доктором Маурер, тем лучше я понимал что это даст им возможность жить чистой жизнью, – говорит он. – Эти люди в какой-то момент покинут эти стены. Когда у людей кончаются наркотики, они начинают воровать, совершать преступления».

Официальные лица говорят, что лечение показало обнадёживающие результаты в виде снижения числа смертельных случаев и высокой вероятности продолжения лечения заключёнными после выхода из тюрьмы. Фелисиано сказал, что поведение наркозависимых заключённых улучшилось.

«Я могу сказать, что климат среди этих людей лучше, чем был раньше», – сообщил Фелисиано.

Но общее настроение не полностью изменилось и метадон до сих пор является привилегией. Заключённых могут исключить из программы за дисциплинарные нарушения.

Карен Мартуччи, пресс-секретарь управления исправительных заведений, сказала, что перед штатом стоит ответственность по поддержанию порядка и соблюдению законов. «Также важно понимать, что метадон это контрабанда в исправительных учреждениях», – сказала она.

Когда Мэйсон снова оказался в тюрьме за нарушение условий досрочного освобождения, он подрался и был исключён из программы, что повлекло за собой метадоновую ломку, которая намного тяжелее героиновой.

«Это должно быть незаконным, – сказал он. – Нельзя позволять чуваку проходить через это».

Сильные сокращения бюджета ограничили программу до двух из пятнадцати тюрем штата. Она доступна только тем, кто уже принимал метадон на момент ареста. И в отличие от Род-Айленда и Вермонта, которые предоставляют метадон и «Сабоксон», Коннектикут даёт возможность использовать только один препарат, что не всегда помогает.

Растущее число тюрем, особенно в сельской местности, заставило лечить заключённых не во время нахождения в заключении, а при выходе, когда им делают один укол нового лекарства, «Вивитрола», прежде чем отпустить. «Вивитрол», который в отличие от метадона и «Сабоксона» не является наркотиком и не котируется на улицах, блокирует опиоидные рецепторы в мозгу, делая опьянение практически невозможным. Он более дорогой и мало исследован по сравнению с метадоном и «Сабоксоном», но его производители часто отправляют его в тюрьмы бесплатно. Эффект длится около месяца.

Даже в Коннектикуте, говорят заключённые, существует предубеждение по поводу метадона.

«В управлении исправительными заведениями есть метадоновая программа, – сказал друг Мэйсона, сидевший с ним, когда они встретились на улице и обменивались мнениями. – Они смеются над нами и все дела. Они такие: «Ой, наркоши, идите возьмите сок». Потом пишут наши имена на доске и все в бараке знают кто на метадоне».

Но впервые за многие годы Мэйсон увидел будущее без героина, и вместе с этим, без проблем и краж с целью уколоться.

После освобождения в течение нескольких месяцев Мэйсон значительно снизил приём метадона до такого уровня, что смог перейти на более слабый бупренорфин. Новое лекарство, говорит он, позволяет ему мыслить более ясно.

Он никогда не имел постоянной работы, и дни его часто проходят за просмотром телепрограмм вместе с Хергет. Он принимает лекарства от сильной тревоги и других психических проблем. Но он начал говорить о поиске работы, заметив, что хотел бы стать консультантом-наркологом.

«Я не хочу жить с женой, которая ширяется дурью, – говорит он. – Я героиновый наркоман. Это снова приведёт меня к игле. И потом опять ничего больше будет не надо».

Но привязанность к Хергет у него сильная, и иногда он заговаривает о женитьбе.

 «Я очень хочу жить достойно, быть мужчиной, который нужен Дэни и которого она достойна, – говорит он. – Я рад, чтоб могу быть рядом со своей подругой. Я могу избавить её от двадцати лет жизни в аду».

0

0