Рабочий день подходил к концу. Эдит Ривера приняла последний заказ, высыпала из корзины кукурузные чипсы и вышла с работы, направившись к просёлочным дорогам, где другие иммигранты боятся ездить.

Как и они, Ривера, 33 года, не имеет легального статуса в стране, где она живёт уже 18 лет. У неё нет водительского удостоверения, только давно просроченный документ из Северной Каролины, который она бережёт как талисман в своём бумажнике.

Но когда она скользила мимо кукурузных полей северной Айовы, направляясь на соревнования по лёгкой атлетике среди семиклассников с участием её сына Стивена, она не разделяла опасения других иммигрантов. Ни то, что её остановят. Ни облавы или депортация. Ни человек в Белом доме. Ни усилия нового шерифа округа Франклин не дать этой быстро изменяющейся общине свинарников и птицеферм снова стать убежищем для иммигрантов. Её американское путешествие заканчивалось и ей было мало что терять.

Её муж Хесус Кансеко-Родригез уже уехал – его депортировали в 2015. Ривера избавилась от их квартиры и распродала всё, что семья накопила в Хэмптоне: их маленький бизнес по мойке свинарников, грузовичок Кансеко, мебель.

Сегодня в сложное время для иммигрантов и их приёмных городов по все консервативной сельской местности Ривера планирует оборвать последнюю ниточку. Она возвращается в Мексику со Стивеном, 13-летним сыном, родившимся в Америке. Некоторые политики называют это «самодепортацией». Она называет это последней надеждой для её семьи быть вместе.

Глубинка пестрит Хэмптонами и такими как Эдит. В маленьких сельскохозяйственных городках, которые поддерживали Трампа с перевесом в 20 процентов, жители теперь видят, как разделяются семьи тех, кто помогал возрождать их центральные площади и изменял их экономику.

В Хэмптоне латиноамериканцы составляют 51 процент в списках учеников начальной школы. Они сидят на соседних скамьях во время пасхальной мессы, проводимой на двух языках. Как и Ривера многие думают стоит ли оставаться, прятаться или жить вместе.

Когда она направила свою серую «Камри» на север, фермы и силосные башни проносились мимо под солнечным весенним небом. Ривера пролистывала в голове воспоминания и страхи как будто это были фотографии в телефоне. Квартира около поля для гольфа где она бегала со Стивеном по траве. Извилистые городские улочки, по которым они шли из школы. Тихие асфальтовые дорожки, по которым она бегала.

 «Я люблю такие дни как этот», – сказала она.

Но будущее её пугает. Она беспокоится о безопасности своей семьи в родном штате Веракрус, где банды убивают без разбора врагов и непричастных людей. Чем они будут жить на своём крохотном далёком ранчо? Как Стивен будет приспосабливаться к жизни в стране, в которой он был только один раз прошлым летом? Увидит ли она снова своих американских друзей или Америку? И когда наконец наступит день отлёта, сможет ли она заставить себя сесть в самолёт «Дельты» и улететь?

Самые незабываемые американские истории часто рассказывают про поездки того или иного рода, неважно где они заканчиваются, в Плимутроке или в Хэмптоне, штат Айова. Первая поездка Риверы унесла её из бедного дома на юге Мексики, когда ей было 14 лет, нелегально переведя её через границу с Аризоной, чтобы воссоединиться с родственниками, ищущими работу в Северной Каролине. Другая поездка привела её в вместе с мужем и ребёнком, тогда ещё грудным, в Айову.

За десять лет, которые семья провела в Хэмптоне, они ездили в Миннеаполис, где её муж играл на первой базе в Латинской бейсбольной лиге, и где Стивен начал, как сказал один из друзей, «дышать бейсболом». Они ездили на скачки и в водный парк в Де-Мойне. После ареста Кансеко в 2015 по обвинению в повторном нелегальном въезде в страну, были поездки в тюрьму и в федеральный суд. Теперь осталась одна: на машине из Хэмптона на рейс в 5:45 из Де-Мойна. Маршрут: из Атланты через Мехико-сити в Веракрус и начало новой нестабильной жизни.

«Я не знаю как мы будем зарабатывать на жизнь, – говорит Ривера. – Там ни работы, ни возможностей».

«Я боюсь как она отреагирует на всё это, – сказал Кансеко в телефонном интервью из Мексики. – Вы представить себе не можете как тут всё по-другому».

Иногда по ночам, когда Стивен засыпает в спальне, в которой они спят вместе с матерью, Ривера звонит мужу чтобы поговорить о доме, который он построил для них на семейном ранчо в деревне Хоакин, и мире коров, овец, лаймовых деревьев и бедности, который ждёт их.

Хэмптон с населением в 4 400 человек возвышается над раскинувшимися полями северной Айовы с часовой башней суда и элеватором, формирующими его простой горизонт. Это место где соседи встречаются в мясной лавке на рынке «Фейрвей», где экономика держится на кукурузе, свинофермах и птичниках, и где латиноамериканские иммигранты выполняют больше и больше работы так как белое население вымирает или уезжает.

Город оказался в гуще национальных иммиграционных дебатов в этом году когда недавно избранный шериф округа Линн Ларсон сказал жителям, что прекращает политику, которая причислила этой крохотный городок к списку иммигрантских тихих гаваней. Шериф Ларсон сказал, что будет сообщать данные арестованных иммиграционным властям и сотрудничать с ними при необходимости.

«Единственное убежище я планирую предоставлять только законопослушным людям, которым нужно безопасное место чтобы содержать свои семьи и работать», – пообещал он.

Официальные лица округа поддержали шерифа, и многие жители сказали, что им нравится посыл.

В кафе «Хардис» на шоссе номер 3, где за столами трактористы, фермеры и пенсионеры потягивают кофе за 99 центов и делятся новостями, многие говорят, что поддерживают суровые меры в отношение иммигрантов. Говорили о знаках в Мексике, которые направляли иммигрантов в Хэмптон. Некоторые жаловались на то, что Хэмптон ставят на одну доску с либеральными убежищами типа Сиэтла и Нью-Йорка.

Если шериф заявит о нелегальных иммигрантах, которых он задержал, в федеральные органы, «это сделает нашу страну безопаснее», сказал Фрэн Фоланд, 69 лет. Другие говорят, что хорошо ладили с соседями-иммигрантами. Они ели в мексиканском ресторане «Амигуита» («Подруга»), где работала Ривера, и восхищались иммигрантами, которые чистили вонючие стойла за 10-15 долларов в час. Но почему, спрашивают они, иммигранты не могут выучить английский и приехать сюда легально, как их немецкие и норвежские предки?

Для многих иммигрантов в городе это был сезон страха. Некоторые тряслись у окон и дверных глазков. Родители, которые боялись задержания, разрабатывали варианты как поступать с детьми и машинами. Сотни набились в школьный спортзал, что разузнать у шерифа про его новый подход. Что будет если их остановят на машине? Будут ли его помощники проводить иммиграционные рейды? Шериф Ларсон пытался убедить людей что его офицеры не будут охотиться за иммигрантами.

Слово за слово, и старожилам Хэмптона стало сложнее поддерживать президента перед ценностями, которые они боготворят: сострадание, доброта и помощь соседям и друзьям. Или, в случае со Стивом Пирсоном, своему тёзке.

Пирсон, 63 года, переехал в Хэмптон 30 лет назад, потому что это был самый крупный город в Айове без сертифицированного общественного бухгалтера. Когда они с партнёром купили здание для своей бухгалтерской конторы, они сдали комнаты на верхних этажах семьям мексиканцев. Пирсон называл их «амигос» и стал носить с собой испанско-английский словарь. Он помогал им получать кредиты и переводить деньги домой.

«Тот факт, что мы сдавали жильё нелегалам, беспокоил некоторых, – сказал Пирсон. – Моя мысль была почему бы не сказать политикам, что это надо изменить? Это в «Исходе»: «Любите же и вы пришельца, ибо пришельцами вы были в земле Египетской».

Один из амигос выделялся. Это был подросток из Веракруса, который приехал с отцом и младшим братом. Его имя было Хесус.

Хесус вырос, проработал несколько лет в Северной Каролине и вернулся в Хэмптон с женщиной по имени Эдит, которую привлекли его атлетическое сложение, честность и скромность. У них был сын Стивен. Стивеном его назвали в честь усатого хозяина дома, который был очень добр с семьёй Кансеко.

Теперь, живя в 2 000 миль от Хэмптона, Кансеко по-прежнему говорит, что «самый лучший человек, которого я знаю в США» – это Пирсон.

Но времена изменились. И в прошлом году Пирсон, консервативный республиканец, призывал к переменам в Белом доме, несмотря на опасения по поводу кандидата, обещавшего их.

«Проблема с нелегальными иммигрантами стоит уже 30 лет, – написал он в письме к редактору «Мэйсон-сити глоб газет». – Кризис рынка медицинского страхования существует уже 20 лет. И США воюют на Среднем Востоке уже 15 лет. И конца этим проблемам не видно».

Так почему бы не проголосовать за Трампа?

После шести месяцев президентства Трампа Пирсон говорит, что по-прежнему считает, что иммиграционная система страны сломана. Он недоволен судьбой семьи Кансеко-Ривера, хотя заметил, что Кансеко депортировали при Обаме, а не при Трампе.

Дайте людям типа них разрешение на работу, говорит Пирсон. Дайте им вид на жительство. «Я зол на глупость всего этого, – говорит он. – Здесь 10 миллионов человек, «Давайте вот этого схватим». Это очень грустно».

Жизни в Хэмптоне переплелись. После ареста Кансеко глава городской полиции, бывший директор школы и Пирсон вместе написали ходатайственное письмо в суд. Ещё одно письмо пришло от Меган Пирсон Розенберг, 37 лет, дочери Пирсона, которая также является одной из ближайших подруг Риверы. Женщины познакомились благодаря детям, когда Стивен Кансеко ещё не ходил в школу.

Сын Розенберг Мики, которому теперь 14, на несколько месяцев старше Стивена, а её девятилетняя дочь Лили такая же спортивная и неугомонная как Стивен. Когда они играли, Лили и Стивен носились по двору, пока Мики сидел и читал под деревом.

Взрослым было легко подружиться. Розенберг, юристка, оформляла документы для бизнеса Кансеко. Она ходила в суд с Риверой чтобы оспорить штраф за нарушение правил дорожного движения. Ривера была с мужем и сыном дома у Розенберг на День благодарения, где Стивен заявил, что никогда раньше не ел индейку.

Розенберги в свою очередь знакомились с мексиканским Рождеством у своих друзей, наедаясь до такой степени, что едва могли двигаться. Ривера познакомила их со своими домашними зелёными перцами чили и скептически посмотрела на версию Розенберг «Старых тако по эль-пасски».

Стивен запросто приходил на задний двор Розенбергов покататься на качелях. Он и Микки делали пиццу и вместе смотрели бейсбол. У Стивена обнаружилось отменное чувство юмора. Он однажды сказал Розенбергам, что они его белая семья. В другой раз Розенберг спросила его интересуется ли он политикой. Нет, Меган, безразлично ответил он, я интересуюсь своей мечтой.

22 июля 2015 года Розенберг получила срочное сообщение в «Фэйсбуке» от Риверы: «Позвони мне». В то утро Кансеко арестовали иммиграционные офицеры на автозаправке в западной части Хэмптона, когда он, его отец и один сотрудник направлялись вычищать свинарник. Это не было первой встречей Кансеко с иммиграционной полицией. Его депортировали в 2005 году после ареста за использование поддельного номера социального страхования с целью получить работу, но он вернулся к своей семье через неделю после нового нелегального перехода границы.

Тем утром в 2015 году по словам Кансеко иммиграционные агенты сказали ему: «Мы должны тебя забрать».

Ривера боялась навещать мужа в тюрьме из-за своего иммиграционного статуса. Стивен был у отца и гордился, что не заплакал перед ним.

В сентябре того же года Кансеко признал себя виновным в одном повторном нелегальном въезде в США. Он был в Мексике, когда Ривера и Стивен пошли к Розенбергам в дом на ужин в честь Дня благодарения. Так как он смирился с жизнью в Мексике, Кансеко пришлось перестраивать национальное самосознание. Он сказал, что чувствовал причастность, когда слышал «Знамя, усыпанное звёздами» (американский гимн) перед бейсбольными матчами. «Я чувствовал себя американцем, – сказал он. – Это мечта. К сожалению, я не американец».

Американский закон теперь смотрит на Кансеко иначе: он не просто нелегальный иммигрант. Он рецидивист.

Он пытался вернуться в Айову даже после второй депортации. Он сказал, что переплыл реку Рио Гранде с небольшой группой, но повернул назад, когда пограничники окружили их. Потом он попытался перейти через пустыню в Аризоне, где, согласно иммиграционным властям, его поймали в апреле этого года и немедленно отправили назад в Мексику «под конвоем».

Семье постепенно стало ясно, что Кансеко никогда не сможет вернуться к ним. Так Ривера решила поехать к нему в Мексику. Она приняла решение уехать 21 июля, за день до того, как с момента его ареста прошло два года.

Весну в Айове сменило лето. Взошла кукуруза. Добровольцы перекрасили фасады зданий постройки 19 века на центральной лужайке города перед сельской ярмаркой. Шли последние дни Риверы в Америке. Пока она ждала начала эстафеты на состязаниях Стивена, Ривера страдала по поводу денег и времени. Она хотела накопить денег пока могла, поэтому работала по вечерам в «Амигуите», где за смену получала около 40 долларов чаевых, а потом ехала за 90 миль в Де-Мойн, чтобы в выходные работать в другом ресторане. Но она чувствовала себя одиноко. Она хотела проводить больше времени с друзьями в Хэмптоне. И она внезапно стала баловать сына дорогими солнечными очками, кроссовками и бейсбольной битой. Она просто хотела, чтобы всё было нормально.

«Я не знаю правильно ли поступаю, – сказала она. – Мне надо постоянно быть сильной и позитивной. Это так тяжело».

Ещё одним тёплым вечером семьи собрались в доме Розенбергов поговорить о будущем их дружбы. Ривера, художник карандаша для подводки глаз, часами отрабатывает свои навыки стилиста. Ей интересно сможет ли она достать такую же косметику в Мексике.

«Ты же сможешь прислать мне мою «Шанель?» – спросила Ривера

«Ты переоцениваешь мои возможности», – ответила Розенберг.

Розенберги заговорили о поездке в Веракрус, но они беспокоятся о безопасности. Семьи поговорили о том, сможет ли Стивен вернуться в Айову чтобы пойти в старшие классы и при этом жить с Розенбергами. Ривера надеялась, что сможет получить туристическую визу и приезжать время от времени.

Стало поздно. Время укладывать детей. Женщины обнялись.

«Пока, амига», – сказала Ривера на пути к двери.

«Пока, амига, – сказала Розенберг. – Люблю тебя».

На следующий день, приблизивший дату депортации, Стивен с треском открыл белый трейлер. Там были последние артефакты их американской жизни. Микроволновка, коробки с одеждой, клюшки для гольфа. Инструменты Кансеко, искусственная ёлка. «Мой отец хотел отмечать Рождество в Мексике», – сказал Стивен.

После ареста отца Стивен месяцами плакал почти каждую ночь. Но по мере того как встреча с Кансеко приближалась, друзья сказали, что Стивен оживился. Он наслаждался встречами с друзьями будучи уверенным, что сможет вернуться в США. Это было типа урока, который преподал ему отец на случай если он потеряется.

«Если я окажусь в лесу, я попытаюсь сломать ветку и оставлю её висеть, чтобы было заметно, – сказал он как-то утром. – Так что, если я заблужусь, я буду знать, что уже был здесь. Я знаю где я».

Его последние дни со своими друзьями, его красной бейсболкой с символом «Хэмптон-Дюмонских бульдогов»: сломанные веточки. Когда в июле в городе открылась ярмарка, Стивен гулял по центру с друзьями смеясь и хлюпая ванильным мороженым.

Когда Риверы и Розенберги в последний раз прокатились на лодке по озеру Клир-Лейк, Стивен подпрыгнул и встал на оранжевый пенопластовый плотик. «Смотрите сколько птиц!» – закричал он. Его мать тихо сидела на корме, опустив ноги в воду. Её лучшая подруга видела, что Ривера становилась всё грустнее как приближалось 21 июля.

«Я не думаю об этом, потому я что я не хочу ехать, – сказала Ривера. – Я не знаю правильно это или нет».

Она спросила одну из близких подруг, Хортенсию Салдивар: «Сколько дней мне осталось?» «Не думай об этом», – ответила Салдивар.

Однажды вечером женщины сидели на диване у Салдивар за бутылкой вина и красили ногти на ногах пурпурным лаком с блёстками. Салдивар вдруг поняла, что они делают это в последний раз.

«Мы так привыкли помогать друг другу, – сказала Салдивар, 36 лет. – Теперь придётся расстаться».

Наступил день отъезда.

Международный аэропорт Де-Мойна почти пустой в 3:30 утра 21 июля, разве что две женщины и 13-летний мальчик катят переполненные чемоданы через зал вылета. Салдивар привезла их из Хэмптона и помогает им в аэропорту.

Стивен волнуется. Он крутит спиннер, делает оригами из обёртки от жвачки и беспокоится не сомнёт ли бейсболка его волосы на голове перед тем как он увидит отца.

Ривера практически не спала. Она встала в 2:30 чтобы накраситься и сейчас второпях перекладывает обувь и шампунь из чемодана в чемодан, чтобы уложиться в пределах допустимого веса. «Что мне вынуть?» – спрашивает она Салдивар по-испански. Она поправляет часы Стивена и убирает невидимый катышек с его красной футболки с надписью «Хэмптон» пока они ждут. Только одно в жизни радует её сейчас: она будет со своей семьёй.

Она и Салдивар обнимаются. Они говорят «Я люблю тебя», и обещают увидеться.

“Algún día”, – говорит Ривера. Когда-нибудь.

Сотрудник «Дельты» спрашивает их паспорта.

«Когда у вас обратный рейс?» – спрашивает она.

 «В один конец, – говорит Ривера. – Обратного нет».

0

0