Иракский ресторан «ДарСалам» со своими дымящимися тарелками фалафеля и кебаба годами служил здесь популярным местом встречи. Иракская семья, ведущая бизнес в нём, чувствовала себя как дома в этом мультинациональном городе.

Но всё это изменилось за один вечер прошлой весной, когда мужчина с бритой головой вошёл и сел за стол. Пока другие посетители болтали, он не стал ничего заказывать, а вместо этого уставился на фотографии иракских пейзажей на стене. Примерно через полчаса он встал, подошёл к кассе, начал оскорблять Ирак и кинул стул в голову официанту, от чего тот упал на пол.

Портленд давно известен резким ростом в этом году преступлений на почве ненависти. Свастики появляются на школьных стенах. Мечеть получила письмо с угрозами, в котором говорилось: «Я буду наслаждаться видом крови на вас и ваших дружках-паразитах, бегающих по городу». Два человека были убиты при нападении возбуждённого белого супрематиста в пригородном поезде.

Решив вмешаться, власти жёстко обошлись с нападавшим из ресторана, сорокалетним калифорнийцем по имени Дамьен Родригез. Хотя похожие преступления обычно рассматриваются как правонарушения средней тяжести, адвокаты говорят, что прокуратура обвинила его в тяжком преступлении на почве ненависти и в нападении, что влечёт за собой обязательное тюремное заключение.

Тут, как говорят люди, которые знают Родригеза, дело пошло не в том направлении. Родригез был старшим сержантом флота, имевшим награды, которого заставили уйти в отставку после ареста. Он многие годы воевал. Друзья и члены семьи говорят, что его действия были спровоцированы не ненавистью, а посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), от которого его, несмотря на постоянные попытки, толком не вылечили.

Когда дело за лето набрало обороты, возникли вопросы о том, что представляет собой преступление на почве ненависти и насколько эффективно правовая система действует в отношение ветеранов, страдающих ПТСР.

Сотни городов по всей стране создали специальные суды для ветеранов, которые назначают терапию вместо тюремного срока раненым на войне, признавая, что лечение травмы может быть лучшим способом избежать новых преступлений. Но тут есть ловушка: большинство судов отказывает ветеранам, совершившим насильственные преступления. Это и случилось в Портленде. Так как Родригеза обвинили в преступном нападении, он не может попасть в суд для ветеранов, который мог бы назначить лечение. Вместо этого ему грозит тюремный срок.

«Всё, что ему нужно, это помощь. Вот что ему было нужно все эти годы, – говорит его мать, Роберта Белло. – Но они просто хотят упрятать его».

Иракец, которому принадлежит ресторан, Гаит Сахиб, сказал, что, когда на его сотрудника напали, это потрясло его и весь коллектив. Десять лет назад Сахиба чуть было не погиб от взрыва бомбы в машине Багдаде, и он стал беженцем, сменив пять стран, прежде чем осесть в Портленде. Атака в ресторане заставила его волноваться о том, что он никогда не избавится от последствий войны.

«Моя семья, она теперь всего боится – мы не можем этого забыть», – сказал Сахиб. Он сказал, что ресторан был выбран из-за его национальности, поэтому обвинения в ненависти оправданы. «Я сочувствую этому парню, но он не может делать всё, что хочет. Он должен столкнуться с последствиями».

Как Родригез, так и Сахиб, оба пытаются оправиться от жизни, нарушенной войной, и оба хотят справедливости. Но у них разные представления о том, что это значит.

Родригез белый, его вырастил отчим из Нигерии, который женился на гватемалке. Многие годы он полагался на своего соседа-иракца, который помогал его семье, пока он воевал за пределами страны. Он не считает своё мнение предвзятым.

«Как они могут говорить, что я ненавижу иракцев? Я душу отдал за Ирак», – сказал он.

Но друзья и семья говорят, что четыре командировки в горячие точки изменили его, особенно самая первая. В 2004 году он поехал в Рамади в Ираке 27-летним сержантом взвода. Командировка со Вторым батальоном Четвёртого морского полка широко признаётся одним из самых смертельных полугодий среди всех американских подразделений в Ираке и Афганистане. 34 морских пехотинца были убиты и более 255 ранены.

Некоторые моменты тех месяцев до сих пор владеют мыслями Родригеза, но самый страшный был утром 6 апреля 2004 года, когда он вёл десяток пехотинцев по городскому бульвару и крышам под шквалом огня. Сотни вражеских бойцов устроили скоординированную засаду по всему городу. К закату 12 пехотинцев батальона были мертвы.

В интервью Родригез пытался описать бой, но несколько раз останавливался и умолкал, прежде чем начал плакать.

По словам других бойцов подразделения, засада разбила их группу на две части, и Родригез приказал своей половине в здании оценить тяжёлую ситуацию. Пара пехотинцев лежала замертво на улице. Ещё двоих через квартал подбило гранатой. Подкрепления не было. Враги пытались перелезть через забор во внутренний двор. Боеприпасы заканчивались.

Отрывки битвы всё ещё ясно стоят перед его глазами спустя десять лет: ужасная трещина на радиостанции, слабая рука с поднятым указательным пальцем 21-летнего рядового, которого ранило в шею. Ярость, которую он испытал, когда вынес после боя покрытое мухами тело 19-летнего пехотинца, парня, который написал письмо в свою церковь, где говорил, что вера в бога сохранит его.

Остальное в тумане. Награждение Бронзовой звездой, которую Родригез получил за то, что убил 10 вражеских бойцов в тот день. Он толком не помнит.

«Я погрузился во тьму. Ни сознания, ни страха, ничего, – сказал он в телефонном интервью поздно ночью. – Мне было всё равно если бы я умер. Я просто делал своё дело как пехотинец».

«Возвращаешься домой, надо жить с самим собой, – добавил он. – Я теперь плохой человек, я против всего, чему меня когда-либо научили».

Когда он вернулся домой, говорят друзья, Родригез казался опустошённым. Он мало говорил о том, что произошло, но не мог спать и сильно пил. У него по ночам начались видения мёртвых солдат. В годовщины он навещал их могилы и выслушивал проклятья их семей. Он подал ходатайство о присвоении погибшим Бронзовых звёзд и повесил награды у себя на стене.

Многих из батальона также преследовали воспоминания, но это было в начале войны, и формальных диагнозов ПТСР ставилось мало, говорит Уинстон Джагуан, который был другом Родригеза и, будучи сержантом артиллерии, его командиром. «Ни у кого не было диагноза. Они нам просто давали таблетки от всего – «Валиум», «Амбиен». И он принимал их», – сказал Джагуан.

Как лидер, говорят другие пехотинцы, Родригез нёс довольно тяжёлую ношу.

«Он был взводу как отец, – говорит Джо Хейс, которого ранила гранатой в том бою. – И он считал всё, что пошло не так, своей виной».

Родригеза снова послали в Ирак в 2006 году, а потом в 2010 и 2012 годах в Афганистан.

Прокуратура, занимавшаяся портлендским делом, сказала, что тюремного заключения всё ещё можно избежать с помощью досудебного соглашения. Но адвокат Родригеза сказал, что в частном разговоре прокурор сказа ему, что они считают, что пехотинец должен посидеть в тюрьме. Суд назначен на декабрь.

С годами, говорит Родригез, он научился контролировать ПТСР. Было только две ситуации, когда он боролся с тем, что его семья назвала «тёмной стороной», говорит он. Первая, когда он пил. Вторая – апрель, когда годовщина битвы вспоминалась сильнее всего.

В один из таких вечеров он оказался у ресторана «ДарСалам». Он только что получил должность начальника призывного пункта и сильно хотел выпить в баре неподалёку, чтобы отметить это с одним отставником.

Как и Родригеза, Сахиба до сих пор преследуют воспоминания о войне.

Когда США вторглись в Ирак, он учился в колледже и видел, что то, как он наделся, должно было стать освобождением, превратилось в грабёж и убийства. Взрывы трясли окна. Соседи оказывались мёртвыми на улице. Однажды ночью на двери дома его семьи появился знак, который значил, что они следующие.

В 2005 году заминированная машина отправила его в кому. После того, как он оправился, он бежал в Сирию, Индию, Францию и Германию, прежде чем он наконец встретил свою будущую жену, американку, в Нидерландах, и переехал в Портленд. Пара открыла свой ресторан, чтобы показать Ирак Америке с хорошей стороны. Очень скоро к их удивлению место стало пристанищем для ветеранов иракской кампании, которые проводили поэтические чтения в ресторане и стали друзьями семьи.

«Мне всегда было радостно поговорить с ними, – сказал Сахиб. – Они потеряли друзей, мы тоже потеряли друзей. Они плачут, мы тоже плачем. Мы говорим об этом».

Поэтому он был поражён, когда ему позвонили и сказали о нападении.

Записи видеонаблюдения показывают, что Родригез и отставной пехотинец сели за стол в углу, где его спина могла бы быть напротив стены, типичное поведение для ветеранов с ПТСР.

Через несколько минут, не заказав ничего, он громко сказал, что ему надо выйти из ресторана, как сообщили полиции свидетели. Он попытался пройти через боковую дверь, но обнаружил, что она закрыта, поэтому он остановился, сжимая свои руки. Он стал бранить Ирак. Затем неожиданно от схватил стул и кинул его в официанта.

Полиция сообщает, что у официанта болит плечо, но видимых повреждений нет. Официант отказался давать комментарии. Сахиб, который не говорил с Родригезом, сказал, что атака вызвала чёрные воспоминания о войне, и заставила его семью и дальше бояться насилия. «Мы постоянно любим этот город, – сказал он. – Но теперь мы боимся держать дверь открытой».

Родригез предложил принести извинения, но пока семья отказывается их принимать. «Он нанёс такую боль», – сказала Тиффани Сахиб, жена Сахиба.

Родригез признал в интервью что он никогда не был в состоянии полностью контролировать последствия битвы, но сказал, что он не знает, что заставило его ударить официанта. У него провал в памяти. «Всё, что помню, честно, это как полиция надевала наручники», – сказал он.

После ареста морской флот заставил его уйти в отставку. Освобождённый от обязанностей по службе, он вступил в интенсивную программу по избавлению от зависимости от алкоголя и наркотиков и ПТСР. В течение всего времени после происшествия он пытался смириться с фактом, что его преданность карьере стала причиной её завершения.

Но Родригез говорит, что он разочарован, что финальной наградой за годы службы может стать обвинение в преступлении на почве ненависти.

«Я сожалею о том, что случилось, – сказал он. – Но никто не пытается понять через что мы прошли».

0

0